Вечерело. Становилось прохладней. Приятный, свежий ветер интересно терзал рыжую шерсть. Закат окрашивал всё в красивый, золотистый цвет. Заход солнца более яркий, чем восход и с более яркими красными и оранжевыми оттенками. И я прекрасно это знал. И именно поэтому, я так обожал конец дня, когда солнечные лучи становятся прекрасными красками, придающие яркость всем и вся. Относительная влажность царила кругом и повысилась скорость ветра, пыль поднимается в воздух. Я быстро шёл среди лесных просторам. Да, я не очень далеко забрёл от территории своего родного Племени, но и не близко. Я надеялся дойти до заветной поляны на границе, где меня должна была ждать Рэй. Я просто обязан с ней увидеться! Вдруг, я совсем потерял рассудок, когда вспоминал об этой элегантной дымчатой кошке, которая полна женственности, но и наделана довольно-таки неплохим разумом. А её бездонные, голубые глаза, как два чистых озера... Вы о чём подумали? Нет. Это просто моя сводная сестра.
Сзади послышался неестественный шелест листьев. Я остановился, а зрачки мои округлились. «Кто же там у нас?» - я очень надеялся, что это Рэй решила меня встретить здесь, но нет. Моим мечтам не суждено было сбыться. Из «зарослей» вышла пёстрая, мускулистая кошка, которая была явно настроена агрессивно. Я это понял по её вздыбленной шерсти.
«Да. Доигрался. Говорил же себе - учись ходить тихо, учись держать своё волнение подальше от лап».
Кошка «распустила лапы», и не успел я среагировать, как та проехалась по моему плечу когтями, оставив след своего нападения. Она прекрасно приземлилась и резко обернулась. Плечо чуть заныло тупой болью - незнакомка задела его пусть и не сильно, но весьма ощутимо. Я тихо, сдавлено рыкнул - неприятно, конечно же.
— Думаешь, я глухая? Трудно не услышать кота, продирающегося сквозь кусты громче, чем все Двуногие вместе взятые! - издевательски прошипела чужачка. — И это твоя тактика?
Одиночка не понравилась мне сразу. Да, знаете, иногда, бывает, противник может нравиться, им можно восхищаться: плавность движений, идеально сложенные атаки, точность и рассудительность, хладнокровие и спокойствие. А что я увидел здесь? Слепую ярость застилающую глаза, гнев и пламя, налившиеся кровью глаза, безумие в каждом движении. Такие коты вызывали у меня лишь пренебрежение. Как так? Нужно уметь сдерживаться.
— Страшно стало, а? Лесной котишка? - вновь этот взгляд, яростный и ненавистный. «Я ни разу не видел эту кошку раньше, а она уже готова пустить меня на британский флаг.»
— А ты пыталась напугать меня, дорогуша? - я нервно дернул правым ухом полностью выходя на свет. — Спешу тебя обрадовать, получилось у тебя не очень.
«Моя непроницаемая морда так и просит кирпича. Интересно, такое безразличие намекнёт на её ущербность, несостоятельность, излишнюю эмоциональность или же напротив - вызовет приступ гнева» - я хмыкнул. «Интересно, интересно».
— Шла бы ты отсюда подальше, - хладнокровно произнёс я, немного теряя терпение.
«Ох, ну и взгляд у этой особы: то пытается испепелить, то заморозить. Ах, как она забавно скалится, фыркает! Сколько в ней ярости!»
— А ты совсем не в том положении, что бы хамить мне и указывать, что делать. Я уйду только тогда, когда захочу, лесной котик - глупо и наивно.
Где-то глубоко внутри меня взрывались искрами тоненькие огни гнева. Непроходимая глупость кошки начинала потихоньку просто бесить меня. Благо, что эти всплески злости были так глубоко, что ровным счетом никто не смог заметить их.
Я недовольно дернул усами. Эта ситуация начинала действовать мне на нервы. «Сначала неудачная охота, а теперь ещё эта самодурка. Пф».
— Я даю тебе последнюю возможность унести лапы. Или ты уходишь сейчас, или ты уходишь туда, куда должно отправиться черной душе, - шутки в сторону. Не будет тебе больше пренебрежительных "милая". — Думаешь это показное благородство? Я бы с удовольствием выпотрошил бы твоё нутро - быть может хоть чему-то ты и научилась бы, хотя вряд ли такую непроходимую тупость исправит даже могила.
Я оскалился и зло глянул на неё. Я редко был так серьезен.
— Именно своей "храбростью" лесные котишки и отличаются от котов Кровавого племени. Мы никогда не сбегаем с поля боя, сколько бы участников в нем не было - «кровавого племени? Хм... Наверное она и осталась одна из родов Кровавых. Только что её сюда занесло?» - меня немного заинтересовала её биография, но долго раздумывать и гадать мне не хотелось. Слишком много пафоса исходило "от племенной".
— У тебя в голове что? Пустоты и пещеры с летучими мышами? - вся в кровищи, еле движешься. Похоже её слабоумие хронично и неизлечимо. Быть может её чем-то напоили до такой степени, что она потеряла всякую сознательность?
— Проваливай пока есть возможность. - всё. Это моё последнее слово.
— Война — пелена кровавого наслаждения. Кровь — символ жизни и смерти. Смерть — легкий выход из положения. Жизнь — выбор всегда сложных путей к выживанию. Но я творец и пусть кто осмелиться сделать мне вызов! Вряд ли ты понял, но это один из моих, и не только моих принципов. Ты можешь шипеть и делать жалкие попытки напугать меня, ожидая, что я от первого же слова кинусь прочь, поджав хвост. Так вот, такого ты от меня не дождешься. Хочешь драки - ты ее получишь, но я и с места не сдвинусь.
«И это жизнь? Искать подходящего случая чтобы избежать её, найти "легкий выход из положения". Ты окончательно выжила из ума. Ты изжила себя, изжила своё, ты слишком слаба, если начинаешь искать себе смерти».
Я нахмурился. Голова была забита ненужными мыслями. Рассуждения о жизни и смерти, добре и козле... Давай сделай это. Сломай ей жизнь. Она не умрёт, нет ты заставишь её, истекая живительной кровью, хваленым символом треклятой смерти и жизни, заскулить и поджав хвост уползти туда. Заставишь вынашивать глубоко в себе гадкую гадюку чёрной ненависти, заставишь мстить тебе, твоему племени, твоим родным. Давай сделай это.
Глаза сощурились, не было в них прежнего веселья, задорных искорок, была лишь всепоглощающая серьезность. «Хочешь битвы - будет тебе битва.» Лапы нервно подрагивали, будто приготавливаясь к будущему маневру. «Я не посмотрю, что ты слабее меня. Мне все равно что на это скажут.»
Я нервно перенес вес с лапы на лапу, чуть проверяя напряжение, притворно разминаясь будто готовясь к прыжку. Края губ поползли вверх в нервной усмешке. «Я покажу тебе бой, настоящий бой. Интересно, был ли он у тебя хоть раз, кошка, пахнущая кровью. Я пока же тебе настоящее сражение, смертоносный танец. Да заиграет музыка!»
Левый бок противницы заметно подрагивал, кровь, растекшаяся по всей широкой морде начала сворачиваться, застывать гадкой кашицеобразной массой. Даже смотреть на неё было неприятно.
— Сильный не станет прятаться жизни и искать спасения в смерти.
Прыгнул? Нет, стремительный бросок, лишь мелькнула в воздухе бурая молния с леденящими своим спокойствием, сосредоточенностью глазами. И куда делась прежняя неповоротливость, ленивая неподвижность? Я уже заранее знал, заранее видел как тяжёлая, огромная, лапа с расставленными когтями наискось полоснёт по кошке, от морды, по плечам, по когда-то чарующему пушку на белоснежной грудке, что ярко выделялся раньше на фоне чистой, золотой шерстки... Тогда, когда не было ни этих глупых "лесных котишек", когда не было этого ненормального кота. Удар пришелся именно туда.
Да. Простая лобовая удалась с легкостью. Кошка, пахнущая кровью, не успела увернуться... Да и можно было бы уйти от этого удара, когда бок кровоточит, с царапин на загривке кровь стелется на морду, лезет в глаза. Широкая царапина с разорванными краями разлеглась на всю грудь. И где прежний блеск золотых листьев?
Лучи закатного солнца бросили прощальный взгляд на маленькую полянку ставшей местом кровавой схватки. И было в этом взгляде что-то трагичное. Яркое марево укутало полуночный край. Не зря говорят: кровавый закат к чьей-то смерти. С краю поляны донесся неясный запах. Приятный, далекий, мёртвый запах завянувших цветов. Я устало мотнул головой, отгоняя неприятное наваждение, но тень всё не исчезала.
И тут началось самое интересное! Наконец-то! Точные, изящные атаки, пусть и ослабленные ранами, летели точно в меня, красиво отточенные когти проносились в миллиметрах от салатовых глаз, чуть не задевали уши. Да игра. Но какая игра! Наконец-то! Первая кровь алой, косой, тонкой полосой размазалась по боку рыжего воителя, заставив приглушено зашипеть. Я развернулся всем телом, пуская тяжелую лапу вдогонку за ускользающей тенью бродяги.
— Все еще не хочешь домой побежать, а? В родную стаю, под защиту. Не передумал умирать? - елейным голосочком промяукала кошка.
Улыбка её выглядела до дрожи противно: окровавленные уголки чуть разодранных губ в нервной судороге метались вверх вниз, сотрясаемые то её смехом, то прерывистым, тяжелым дыханием.
— А ты? - многословен как всегда. Убьешь - буду только рад. Наконец, вдохну в себя её запах.. — Не передумала? "Стая" мне защита, дома я лишен. Сейчас я просто стою на защите тех, к кому привязался, кого поклялся защищать. Вы здесь чужие, лес вам противится, он не хочет видеть вас здесь.
И вновь атака. Маневр тот же стремительный, прямо в лоб. Только вот, в самый последний момент лапы меняют траекторию и бьют не так же наискось, а прямо сверху, по маленькой аккуратной голове.
Вдруг, что то словно ударило меня по голове. На снегу распласталось небольшое, безжизненное тело небольшой кошечки. Это была моя возлюбленная. Я сразу узнал её. Над трупом кошечки стояла именно она.
— Фиалка! - хотелось кричать, вопить, взвыть, наконец; но голос застрял где-то очень глубоко между разумом и сердцем. Тот разум, те остатки сознания холодно приказывали заткнуться, сосредоточиться и медленно и мучительно разорвать тварь, что посмела поднять лапу на его Фиалку, располосовать так, что её родная мама, нашедшие бездыханное тело, не смогли бы даже узнать его. Разум просил, он умолял сохранять педантичное спокойствие, сдерживать сердце, эмоции... И похоже, ему это удавалось: сердце хоть и трепыхалось, хоть эмоции и лезли через край, мне каким-то образом удавалось их сдерживать, прятать.
Морда исказилась. Понять что застыло на моем лице, что заставило перекоситься когда-то насмешливую ухмылку до неузнаваемости. Понять было невозможно. Зол ли я, опустошен ли, в гневе ли или же потерян? Глаза на краткий миг расширились, зрачок превратился в узкую-узкую полоску.
«И все? Вот так вот, и всё? Пара укусов в шею, пара глубоких царапин и всё? Нет той, в кого вложил всё самое лучшее? А ведь она наверняка верила: я успею, вырву её из чужих когтей. Как она говорила? Ты же сильный, ты же всё можешь? Фиалка, милая, для тебя я стану сильным. Для тебя я всё смогу.»
Голос кошки противно резал уши, заставляя их отрешиться от мира, отрешиться от того яда, что излучала кошка, пахнущая кровью. Я сосредоточился на земном мире звуков, сосредоточился на тишайших колебаниях ночных трав.
Солнце грустно вздохнуло, провожая печальным взглядом глупую, бессмысленную землю.
И вновь начался танец. И вновь серии точных ударов. Над полянкой звонким котлом нависла тишина. Я не желал даже разговаривать с кошкой. Для меня появилось новое правило: никогда не начинать разговор с тем, кого собрался убить. Бродяга, ловко перемахнув через широкую спину, точными ударами пару раз задела меня между лопатками, заставляя вздрогнуть. Кошка отскочила подальше. Верно, она поняла мою технику лобовых атак и теперь стремилась отползти как можно дальше от меня. Я нахмурился, в протрезвевшей голове искрами метались возможные вариации атак и ответы на них.
И вновь метнулась рыжая стела, петляя и изворачиваясь, стремясь запутать кошку, не дать ей понять с какой сторону промелькнёт очередной удар. Лапы уже ныли, приготовившись окраситься вязкой жидкостью, вцепиться в мягкую, податливую плоть, будто не находя сопротивления. Я очередной раз извернулся змеёй, входя в очередной поворот, и оказался совсем рядом с противницей. Вновь в ход пошли когти, оставив на боку кошки глубокую кровоточивую рваную рану - на этот раз, я не сэкономил на силе удара.
В воздухе всё так же звенела тишина, лишь сдавленное, хриплое, уставшее дыхание двух котов нарушало её. Первое - тяжелое и срывающееся от боли, второе - резкое, мощное, нервное. Как ни пыталась она скрыть за маской танца ноющее, саднящее раздражение, рассыпающееся тонкими лучами боли по всей шкуре - то самое дыхание её выдавало. Как ни пытался я скрыть за маской танца взрывающуюся злобу, что кипящей смолой бурлила во всех моих членах.
Разгоряченные, раскаленные лапы казались грязными, испачканными в чём-то липком, противном, противоестественном, будто бы в пузырящейся от жара смоле. Хотелось окунуть лапы в ледяную воду, смыть с себя всю эту дрянь.
И вот, бой вновь продолжился.
Какие-то бессмысленные серии атак - кошка опять шла в контратаку. Какая эта по счёту её попытка? Вновь короткая передышка и танец возобновляется. Он закончится совсем скоро. Раз! Кажется, она и не поняла, кажется, она и не заметила, как попустила меня близко к себе. Кажется, она до сих пор не могла осознать, как тяжелый рыжий кот всей своей массой навалился на неё, как изготовился для решающего удара, как за считанные секунды сердце выскочило из груди раз десять.
И вот, противник повержен, и вот противник лежит на лопатках, ослабший до такой степени, что слабо пошевелить лапами, хоть как-то защитить свою жизнь - полоснуть когтями по плотному животу, казалось чем-то невозможным. Какие-то секунды проносятся, а мнится, что пролетает целая вечность и никак не меньше. И всё же те самые янтарные глаза, что недавно наливались кровью, не умоляли о пощаде, не ждали терпеливо своей очереди. Даже потеряв последние силы, даже потеряв последнюю надежду на победу, она продолжала с некоторой усмешкой смотреть на рыжего кота. Она и в самом деле засмеялась - не выдержала щемящего напряжения. Засмеялась на удивление чистым голосом: не испортили его ни нервозность, ни безумие, ни частые удары, вызывающие сильные внутренние кровотечения. Она продолжала смеяться даже сейчас, лежа на спине, придавленная противником. Ну, что ты медлишь? Покажи свой самый последний удар? От поверженной исходили мощные волны презрения. Да, в самом начале я посмеялся над её напыщенностью, глупостью. Но, не зря говорят: "Хорошо смеется тот, кто смеется последним". Эта самая смешливая истерика и стала последней каплей переполнившей и без этого не пустую чашу терпения кота. На поляне застыла тишина. За всех! За Алосветик, за Милоглаза, за Фиалку... За всех. Я увидел, как впиваются клыки в ослабшую шею - всем известно, что самые сильные мышцы - челюстные. Как забрызгает бурным, фонтанирующим потоком, хлынувшая из открытой раны алая кровь, тихо мерцающая при лунном свете. Как захрипит в последний раз от боли поверженная кошка... Да фантазия у меня была богата.
Рыжий кот отошёл от навзничь лежавшей кошки - она уже не пыталась ринуться в бой, слишком ослабла.
Я вздохнул. Ослабевший и обессиленный я медленно побрёл в сторону дома - лагеря, с мыслями "с меня хватит". Я слишком устал.
